Роланд увидел – велики потери И к Оливье такое слово держит: «Собрат, я вам клянусь царем небесным, Весь луг телами рыцарей усеян. Скорблю о милой Франции я сердцем: Защитников она лишилась верных. Ах, друг-король, опора наша, где вы? Брат Оливье, скажите, что нам делать? Как королю послать о нас известье?» Ответил граф: «Не дам я вам совета. По мне, погибель лучше, чем бесчестье». Аой!
СХXVIII
Роланд сказал: «Возьму я Олифан И затрублю, чтоб нас услышал Карл. Ручаюсь вам, он повернет войска». Граф Оливье ответил: «Нет, собрат. Вы род наш осрамите навсегда. Не смыть вовек нам этого пятна. Не вняли вы, когда я к вам взывал, А ныне поздно нам на помощь звать. Бесчестьем было б затрубить сейчас – Ведь руки вплоть до плеч в крови у вас». «То вражья кровь!» – воскликнул граф Роланд.
СХXIX
Промолвил граф Роланд: «Ужасна сеча! Я затрублю, и Карл сюда поспеет». Ответил Оливье: «То нам не к чести. Я к вам взывал, но внять вы не хотели. Будь здесь король, мы гибели б избегли, Но тех, кто с Карлом, упрекнуть нам не в чем. Собрат, клянусь вам бородой моею, Что, если вновь с сестрицей Альдой встречусь, Она с Роландом ложе не разделит». Аой!
СXXХ
Спросил Роланд: «Чем так вы недовольны?» А тот ответил: «Вы всему виною. Быть смелым мало – быть разумным должно, И лучше меру знать, чем сумасбродить. Французов погубила ваша гордость. Мы королю уж не послужим больше. Подай вы зов, поспел бы он на помощь И не избегли б нехристи разгрома, Король Марсилий – плена или гроба. Нам ваша дерзость жизни будет стоить, Теперь вы Карлу больше не помощник. Вовек он не найдет слуги такого. Вы здесь умрете, Франции на горе, И наша дружба кончится сегодня: До вечера мы дух испустим оба». Аой!
СXXXI
Архиепископ спор услышал их, Златые шпоры в скакуна вонзил, Подъехал и с упреком говорит: «Роланд и Оливье, друзья мои, Пусть вас господь от ссоры сохранит! Никто уже не может нас спасти, Но все-таки должны вы затрубить. Услышит Карл, неверным отомстит, Французы маврам не дадут уйти. Сойдут они со скакунов своих, Увидят нас, изрубленных в куски, Оплачут нашу смерть от всей души, Нас приторочат к мулам на вьюки И прах наш отвезут в монастыри, Чтоб нас не съели свиньи или псы». Роланд в ответ: «Умней не рассудить». Аой!
СXXXII
Свой Олифан Роланд руками стиснул, Поднес ко рту и затрубил с усильем. Высоки горы, звонок воздух чистый. Протяжный звук разнесся миль на тридцать. Французы слышат, слышит Карл Великий. Он молвит: «Наши с маврами схватились». Но уверяет Ганелон в противном: «Не будь то вы, я речь назвал бы лживой». Аой!
СXXXIII
В свой Олифан трубит Роланд с трудом. Превозмогает он тоску и боль. Стекает с губ его густая кровь, С натуги лопнул у него висок. Разнесся зов на много миль кругом. Услышали его в ущельях гор И Карл, и все французы, и Немон. «Я слышу Олифан, – сказал король. – А раз Роланд трубит, там грянул бой». «Какой там бой! – ответил Ганелон. – Вы – человек и старый и седой, А, как ребенок, говорите вздор. Все знают, что Роланд ваш – сумасброд. Как только спесь ему прощает бог! Вас не спросясь, он взял когда-то Нопль. Сразились с ним арабы у ворот. Он изрубил их всех до одного И вымыть луг водой велел потом, Чтоб не узнали вы о битве той. Теперь, наверно, зайца гонит он Иль пэров потешает похвальбой. Помериться с ним не дерзнет никто. Вперед! Зачем задерживать бойцов? До Франции идти им далеко». Аой!
CXXXIV
Уста покрыты у Роланда кровью, Висок с натуги непомерной лопнул. Трубит он в Олифан с тоской и болью. Карл и французы слушают в тревоге. «Как долог зов!» – король Немону молвит. А тот в ответ: «Беда стряслась с бароном. Я вам клянусь, дерутся там жестоко. Изменник тот, кто задержать вас хочет. Доспех наденьте, клич свой ратный бросьте, Ведите нас племяннику на помощь. Вы слышали, как он о ней вас просит».
CXXXV
Король велел трубить во все рога. Рать спешилась, в доспехи облеклась. Все при кольчугах, шишаках, мечах, Булатных копьях, расписных щитах. Значок копейный бел, иль желт, иль ал. На скакунов опять садится рать. Бароны шпорят, по ущельям мчат, У каждого одно лишь на устах: «Когда б в живых Роланда нам застать, Узнал бы враг, как мощен наш удар». Увы, на помощь не поспеет Карл.
CXXXVI
Садится солнце, но горит светло. Блестит в лучах оружие бойцов, Пылает и слепит глаза огон – Так много там сверкает шишаков, Цветных значков и расписных щитов. Мчит император, ярым гневом полн, Французы скачут в горести большой. Скорбят они, сдержать не могут слез, Боятся, что унес Роланда бой. Взять Ганелона приказал король. Велел, чтобы стерег его Бегон, Начальник всех придворных поваров: «Глаз не спускай с него: изменник он. Арабам предан им племянник мой». Отвел на кухню Ганелона тот. До сотни поваров туда сошлось. Рвет каждый графу бороду рукой, Четырежды бьет кулаком в лицо, Злодея лупит палкой иль кнутом. За шею был прикован Ганелон, На цепь посажен, как медведь лесной, На клячу взгроможден и сдан в обоз, Где до суда так и везли его. Аой!
СXXXVII
Высоки горы, мрачен склон и крут, Ущельями потоки вниз бегут. Со всех сторон несутся звуки труб: Ответ французы Олифану шлют. Мчит император, гневен и угрюм, От горя у баронов рвется грудь, Ручьями слезы по лицу текут. Все молятся всевышнему творцу, Чтоб охранил Роланда он в бою, Пока они на помощь не придут. Увы, молитвой не поможешь тут. Им не поспеть на выручку к нему. Аой!